ЖУРБЕЙ Евгений Викторович,
к.и.н., доцент кафедры социальных технологий
филиала Дальневосточного федерального университета в г. Находка

«Мозговые центры» и внешняя политика
Китайской народной республики:
история вопроса

   Среди многочисленных факторов, которые оказывают влияние на внешнюю политику современного демократического государства, существуют и так называемые «мозговые центры». Первые «мозговые центры» возникают примерно сто лет назад, а родиной их появления, безусловно, являются Соединенные Штаты Америки, где на протяжении всего XX в. мозговые центры определяли характер деятельности этого государства на международной арене. Директор отдела политического планирования Госдепартамента в администрации Буша-младшего Ричард Хасс отмечал, мозговые центры при всей своей важности удостаиваются меньшего внимания общественности, чем другие факторы, воздействующие на американскую политику (например, политические партии, лоббистские структуры и т.д.), но несмотря на невнимание со стороны общественности мозговые центры оказывают значительное, существенное влияние на формирование внешней политики американского государства [6] . Подобное влияние происходит по пяти ключевым направлениям: выработка оригинальных идей и вариантов политики, предоставление готового контингента экспертов для работы в правительстве, инициирование форумов для дискуссий на высшем уровне, просвещение американского населения в области международной политики и помощь официальным органам в посредничестве и урегулировании конфликтов [6]. По аналогии с американскими и при прямой «интеллектуальной» помощи США мозговые центры возникают в Великобритании, Франции, Германии, Италии, Японии и других демократических странах, но, каким же образом возникли и каким образом функционируют подобные фабрики мысли в странах не относящихся к странам демократии, например, в Российской Федерации или Китае, остаются и поныне актуальными вопросами, требующими всестороннего исследования.

   Сегодня ни у кого нет сомнения, что Китайская Народная Республика являются признанным, ключевым игроком в международной политике и не только по причине обладания статусом постоянного члена Совета Безопасности ООН, а по причине её всевозрастающей роли в мировой экономике. В мире ежедневно публикуются сотни статей, исследований, докладов, сообщений об экономической и политической роли КНР в мире, но вместе с тем наблюдается либо игнорирование, а скорее недостаточное внимание к интеллектуальному влиянию Китая, как конфуцианской страны, как на мировую цивилизацию в целом, так и на международные отношения в частности. Отказ Китая в начале 80-х гг. XX в. от жестко идеологизированных маоистских мифологем не имеющих значительных корней в китайской культуре, открыл эту страну миру в интеллектуальном плане. Открытость Китая миру проявляется повсеместно, в том числе в том, что китайцы активно путешествуют, а китайская молодежь получает образование в странах Запада, а затем возвращается домой и инкорпорируются не только в сферу бизнеса, но и в сферу государственного управления, в сферу разработки и реализации внешней политики. Прослойка молодых китайских интеллектуалов постепенной превращается в весьма востребованную партийной номенклатурой технократию, проводящую в жизнь концепцию «научного развития» (kexue fazhan) выдвинутую на XVII съезде коммунистической партии Китая ее лидером Ху Цзиньтао. В начавшейся двадцатой пятилетке (2011 – 2015 гг.) зависимость китайского государства, бизнеса от технократов, ученых экспертов, несомненно, возрастет.

   Актуализация все возрастающего влияния китайских технократов в обществе можно отнести к конфуцианской традиции уважительного отношения к фигуре ученого. Конфуцианские традиции позволяют понять специфику статуса экспертного сообщества в Китае, в том числе экспертов в области внешней политики. В китайском лексиконе существуют два важных для нашего исследования понятия, а именно guanxi (личные связи) and mianzi (лицо). Большая часть взаимоотношений между политиками, чиновниками и обществом в целом строиться на системе guanxi, т.е. личных связей, социальных статусов и привилегий, а также сохранения при любых обстоятельствах и сложностях «лица». Западные дипломаты, имея дело с китайскими партнёрами, периодически сталкиваются с трудностями, вызванными тонкостями символики, обязательной процедурой сохранения лица, как обязательных атрибутов не только публичной политики, но и межличностных отношений в повседневной дипломатической практике.

   Сегодня Пекин стал одним из центров мировой дипломатии, политики и международных отношений, за китайской стеной внешней политики которого сегодня плодотворно работает множество «мозговых центров», исследовательских центров в области внешней политики. Цель данного исследования заключается в иллюстрации специфики функционирования института «мозговых центров» в Китае и влияние данных центров на внешнюю политику. Для реализации намеченной цели нам предстоит осуществить исторический обзор развития «мозговых аналитических центров» в области международных отношений в Китае. В ходе исследования будет предпринята попытка типологизации имеющихся «мозговых центров». В статье мы попытаемся определить основные каналы влияния данных центров на процесс разработки внешней политики государства.

   «Мозговые центры» (zhiku или sixiangku) в Китае появляются с образованием Китайской Народной Республики в 1949 году, однако ряд исследователей усматривает истоки в глубокой древности, во времена жизни Конфуция, когда существовал класс советников. Советники в Китае были всегда, но говорить о том, что в глубокой древности появляются «мозговые центры», не приходится. Правдоподобнее и реалистичнее искать истоки «мозговых центров» во второй половине XIX в., когда под покровительством крупных государственных сановников в Китае появляются научные общества (xuehui). На базе одного из таких обществ в 1897 году создается Китайский институт международных исследований. Основная же масса китайских «мозговых центров» возникает в эпоху «нового» Китая, в коммунистическую эпоху становления и развития Китайской Народной Республики. Одним из первых «мозговых центров» КНР по праву считается филиал Министерства иностранных дел КНР в лице Китайского народного института международных дел (Chinese People's Institute of Foreign Affairs, CPIFA) созданного в 1949 году [10] . CPIFA был создан по предложению Чжоу Эньлая, который был тогда премьер- министром и министром иностранных дел. Институт был первой организацией нового Китая, специализирующейся в области исследований внешней политики и международных отношений. Премьер Чжоу был его почетным президентом до конца своей жизни, а затем с 1964 года руководство институтом переходит к вице-премьеру и министру иностранных дел Чэнь И. Кроме того, видные деятели, такие как Дэн Сяопин, Е Цзяньин, Ван Мин, Ли Лисан, Кай Чанг, Ху Юйчжи, Гао Ган и другие руководители института занимали должность почетного президента CPIFA [10] .

   В 1956 г. предпринимается очередная попытка создать полноценный «мозговой центр». По приказу Мао Цзэдуна создается Институт международных исследований, который в период «культурной революции» был закрыт и возобновил свою деятельность только в 1973 г., а в 1986 г. институт получил свое нынешнее название – Институт международных исследований Китая (China Institute of International Studies, CIIS) [11] . В 1998 г. в состав CIIS был включен Китайский центр по международным делам, бывшее научно-исследовательское учреждение Государственного совета Китая. Данный центр при Госсовете КНР сыграл значительную роль в нормализации американо-китайских отношений во времена администрации Никсона.

   CIIS объединяет в себе сообщество наиболее авторитетных ученых и бывших дипломатов, например президент CIIS Цюй Син являлся послом КНР во Франции с 2006 по 2009 гг. CIIS занимает пятое место из десяти самых авторитетных «мозговых центров» Китая в соответствии с рейтингом, опубликованным в августе 2009 г. Global Times [19] . В этом же рейтинге CIIS выступает в качестве второго по значимости «мозговым центром» в сфере внешней политики после Китайской академии социальных наук (Chinese Academy of Social Sciences, CASS), которая в свою очередь занимает пятнадцатую позицию в ежегодном рейтинге «мозговых центров» Университета Пенсильвании (США) среди мировых мозговых центров исключая американские [9] . CIIS в рейтинге университета Пенсильвании занимает четырнадцатую позицию среди всех «мозговых центров» Азии [9].

   В 1960 г. процесс институционализации мозговых центров продолжился созданием Шанхайского института международных исследований (Shanghai Institute for International Studie, SIIS) [18] . Институт традиционно поддерживает тесные отношения с муниципалитетом Шанхая. Цзян Цзэминь часто прибегал к консультациям SIIS во времена своего руководства городом и уже в качестве Генерального секретаря КПК и президента Китая. В 2010 г. SIIS включал в себя восемьдесят исследователей, многие из которых обучались в университете Фудань в Шанхае, а также получили высшее образование в лучших университетах США и Европы. В состав SIIS входит двенадцать научных отделов: американских исследований, азиатско-тихоокеанских исследований, европейских исследований, изучения Японии, российских и центрально-азиатских исследований, южноазиатских исследований, исследований Тайваня – Гонконга – Макао, исследования мировой экономики, исследований Западной Азии и Африки, исследований международного права и международных организаций, женских исследований, этнических, религиозных и культурных исследований [18]. В 2009 г. SIIS занял последнее место в первой десятке рейтинга наиболее важных «мозговых центров» Китая [19]. С точки зрения иностранных экспертов SIIS занимает пятое место по степени влияния на политику после CASS, CIIS, CICIR и CNCPEC. В глобальном рейтинге «мозговых центров» SIIS занимает тридцать четвертое место из пятидесяти важных «мозговых центров» мира за пределами Соединенных Штатов [9].

   В условиях ухудшения отношения Китая с СССР в 1961 г. по приказу Мао создается Институт исследований Африки и Азии переживший за короткий период несколько структурных преобразований. Так в 1964 г. организационные изменения привели к появлению двух исследовательских структур: научно-исследовательского института Западной Азии и Африки и научно-исследовательского института Юго-Восточной Азии, которые впоследствии были инкорпорированы в созданную в 1977 г. Китайскую академию социальных наук (CASS) [14]. Академия является государственным учреждением – эквивалентом министерства под прямым руководством Госсовета КНР. В 1981 г. в CASS были включены исследовательский институт Латинской Америки и исследовательский институт Советского Союза и Восточной Европы. После «индокитайской» войны (1962 г.) по инициативе МИД КНР в 1963 г. создается научно- исследовательский институт изучения Индии.

   В 1964 г. по инициативе премьер-министра КНР Чжоу Эньлая создаются несколько колледжей и отделений по исследованию международных отношений в рамках существующих университетов, таких как Пекинского университета и университета Фудань. Эньлай также инициировал создание Университета иностранных дел Китая (China Foreign Affairs University, CFAU) [12]. Некоторые из этих специализированных научно-исследовательских центров в настоящее время рассматриваются в качестве «мозговых аналитических центров», и по сей день пользуются значительным влиянием на формирование китайской внешней политики [5, p. 601]. Авторитетность центрам придают китайские специалисты с мировой известностью, так, Ван Джиси возглавляет Школу международных исследований в Пекинском университете, а Шен Дингли – Центр американских исследований в университете Фудань. По окончанию культурной революции в Китае появляются научно-исследовательские институты, претендующие на статус «мозговых центров» при региональных и менее престижных университетах. Так, при университете Чжуншань в Гуанчжоу создается Институт исследований Юго-Восточной Азии, а при университете Сямынь в 1980 г. создается Институт исследования Тайваня [3, p. 86].

   В 1965 г. научно-исследовательский отдел Института свободы и демократии КПК был возведен в ранг института и получил название Института современных международных отношений Китая (China Institute of Contemporary International Relations, CICIR) [13] . Это был единственный институт, который продолжал работать во время культурной революции с 1965 по 1976 гг. До 1982 г. институт не имел никаких контактов с зарубежными центрами изучения международных отношений и преимущественно занимался тем, что поставлял аналитическую информацию для МИД и Министерства государственной безопасности Китая. В 2010 г. институт насчитывал 150 профессоров и доцентов, работающих в одиннадцати исследовательских центрах: России, Америки, Латинской Америки, Европы, Японии, Юго-Восточной Азии, Южной Азии, Западной Азии и Африки, информации и социального развития, безопасности и разоружения, мировой политики и мировой экономики. CICIR занял шестое место в топ десятке Global Times и третье место по влиянию после CASS и CIIS [19]. В глобальном рейтинге CICIR стоит на пятой позиции ведущих «мозговых центров» в Азии [9].

Таблица 1. «Мозговые центры» Китая

   Окончание культурной революции, смерть Мао и приход к власти новой генерации политиков во главе с Дэн Сяопином ознаменовали собою новую волну создания «мозговых центров» в Китае. В 1977 г. в рамках Китайской академии социальных наук были созданы несколько специализированных институтов:
   1. Институт Американских исследований,
   2. Институт исследований Японии и
   3. Институт западноевропейских исследований.
   4. Специфика отношений материкового Китая с островом Тайвань инициировала появление Института исследований Тайваня в 1984 г. при Государственном Совете КНР.
   5. В 1988 г. возник научно-исследовательский институт Азиатско-Тихоокеанских исследований (Institute of Asia-Pacific Studies, IAPS) вобравший в себя шесть центров:
   5.1. Центр сотрудничества в АТЭС и в Восточной Азии,
   5.2. Центр исследований Южной Азии,
   5.3. Центр по изучению Австралии, Новой Зеландии и Южно- тихоокеанских территорий,
   5.4. Центр по исследованию проблем региональной безопасности,
   5.5. Центр по проблемам отношений в Восточной Азии,
   5.6. Центр по изучению Юго-Восточной Азии [16].
 IAPS курирует работу двух национальных исследовательских ассоциаций:
   5.7.1. Ассоциации Южно-Азиатских исследований Китая и
   5.7.2. Ассоциации Азиатско-Тихоокеанских исследований Китая.
   В настоящее время штат CASS насчитывает 3200 исследователей и располагает региональными отделениями в провинциях и крупных мегаполисах под непосредственным контролем Госсовета КНР. Китайская академия социальных наук занимает первое место в первой десятке рейтинга Global Times [19], второе место в Азии после Японского института международных отношений (Japan Institute of International Affairs, JIIA) и пятнадцатое место в мировом рейтинге мозговых центров за пределами США[9].

   Несмотря на существование многочисленных «мозговых центров», аналитических и научно-исследовательских институтов Дэн Сяопин весьма редко прибегал к экспертной помощи в сфере внешней политики. К концу своей жизни Дэн больше полагался на экспертное мнение своей дочери, а не на мнения политических экспертов, но отсутствие интереса со стороны Дэн Сяопина не обязательно означало снижение влияния «мозговых центров» в 80-е гг., особенно это касается экономических вопросов [4, p. 3]. Китайское руководство в 80-е гг. XX в. активно привлекало экспертное сообщество к реализации экономических реформ. При Госсовете КНР в это время создаются четыре научно-исследовательских центра:
   1. Центр экономических исследований,
   2. Центр технико-экономических исследований,
   3. Исследовательский центр в области ценообразования,
   4. Научно-исследовательский центр в сфере сельского хозяйства.
Данные четыре исследовательских центра будут интегрированы впоследствии в крупнейший и наиболее влиятельный после CASS Исследовательский центр развития Государственного Совета (DCR). События 1989 г., вызванные студенческими волнениями, несколько затормозили развитие «мозговых центров» в Китае, а некоторые видные китайские исследователи вынуждены были эмигрировать или оказались под домашним арестом, однако, несмотря на это существование мозговых центров как таковых не ставилось под сомнение руководством страны.

   С 1992 г. «мозговые центры» Китая получили новые стимулы к развитию. В 90-е гг. китайские руководители все чаще и чаще стали обращаться к экспертному мнению «мозговых центров». Цзян Цзэминь часто прибегал к советам экспертов университета Фудань, а также сотрудников SIIS и SASS. В частности эксперты активно привлекались в сфере стратегического планирования и выработки политики по взаимоотношению с Тайванем. Декан юридического факультета университета Фудан Ван Хунин стал личным советником Цзян Цзэминя. Бывший руководитель Центральной партийной школы, Ху Цзиньтао активно обращался за советами в «мозговые центры». С Ху в качестве советников работали Ван Джиси и Чжэн Бейчжиан. С начала XXI в. «мозговые аналитические центры» выросли как в количественном, так и в качественном плане. Отмечается существенное повышение профессионализма сотрудников этих центров и усиливается интернационализация деятельности центров.

   К 2011 году в Китае насчитывалось 428 исследовательских институтов, что позволило ему занять второе после Соединенных Штатов место по количеству «мозговых центров» в мире, а третью и четвертую позицию занимают Великобритания и Индия соответственно. Большинство из 428 «мозговых центров» являются государственными структурами и только 5% считаются формально независимыми. Независимые центры, как правило, имеют штат сотрудников не превышающий 30 человек, а годовой бюджет таких центров составляет сумму, не превышающую 500 тысяч американских долларов [7, p. 36]. Вновь возникающие центры преимущественно специализируются в сфере экономики, экологии и социальной направленности. Сфера внешней политики находится в исключительной прерогативе государственных структур. Ни один из возникших за последнее десятилетие не попал в мировой рейтинг «мозговых центров», а наиболее авторитетными «мозговыми центрами», занимающимися внешней политикой являются центры, возникшие до культурной революции или сразу по ее окончанию.

   Сегодня не существует единственно верного определения «мозгового центра». Профессор кафедры политологии из университета Западного Орегона Данальд Эйбельсон под «мозговым центром» понимает «некоммерческие, внепартийные (что не означает – внеидеологические), ориентированные на исследовательскую работу институты, одна из главных целей которых состоит в оказании влияния на общественное мнение и государственную политику» [1]. Изначально термин «мозговой центр» использовался в США в годы Второй мировой войны для обозначения надежно защищенного укрытия, где оборонные ученые и военачальники могли встречаться для обсуждения стратегических вопросов, но с тех пор термин стали использовать в более широком значении для обозначения более 2000 базирующихся в США организаций, которые занимаются политическим анализом, и еще приблизительно 2500 институтов по всему миру [1].

   Научный сотрудник из Научно-исследовательского института внешней политики США Джеймс Макганн считает, что под термином «мозговой центр» следует понимать «независимую организацию, занимающуюся исследованием и анализом государственной политики, восполняющую потребность политиков в информации и систематическом анализе, который непосредственно связан с политикой» [8].
   Данный информационный императив привел, по мнению Макганн, к созданию в начале XX в. первых «мозговых центров» – Королевского института международных отношений (1920 г.), Фонда международного мира Карнеги (1910 г.), Института мировой экономики Киля (1914 г.) и Института Бругингса (1916 г.) – и продолжает оставаться главной движущей силой распространения политологических организаций сегодня. Джеймс Макганн отмечает, что «мозговые центры» различных типов «выполняют сегодня много различных функций, в том числе:
   - проведение исследований и анализа политических проблем;
   - консультации по актуальным вопросам текущей политики;
   - оценка правительственных программ;
   - толкование политики для электронных и печатных СМИ, что облегчает понимание и поддержку политических инициатив общественностью;
   - содействие построению «тематических сетей», вовлекающих разнообразный набор действующих лиц, которые встречаются специально по конкретному политическому вопросу или проблеме, поставка кадров на ключевые должности и органы власти» [8].

   Профессор Гарвардского университета Стивен Буше сформулировал девять критериев, которые характеризуют исследовательскую организацию в качестве «мозгового центра»:
   во-первых, это – организация, действующая на постоянной основе;
   во-вторых – специализирующаяся на производстве общественно значимых решений для сферы политики;
   в-третьих – действующая благодаря штату сотрудников, посвятивших свой полный рабочий день исследованиям;
   в-четвертых – тем, кто, в свою очередь, производит оригинальные идеи, осуществляет систематический анализ информации и проводит консультации;
   в-пятых, результаты систематического анализа в виде оригинальных идей доводятся до политиков и общественного мнения, в том числе, посредством электронных медиа;
   в-шестых, такие организации не несут ответственности за деятельность правительств;
   в-седьмых – они стремятся к независимости от частных интересов и сохраняют свободу в выборе повестки дня в рамках собственных исследований;
   в-восьмых – основная деятельность их не сводится к образованию и выдачи дипломов;
   в-девятых – не в последнюю очередь их явная или неявная цель заключается в продуцировании общественного блага, в отличие от чисто коммерческих структур [2, p. 2-3].

   Большинство китайских научно-исследовательских институтов и аналитических центров, которые мы упоминали ранее, лишь частично отвечают обозначенным критериям. Однако, не следует делать скоропалительных выводов о том, что китайские «мозговые центры» не «настоящие мозговые центры». Действительно, несмотря на определенные различия, которые мы обсудим позже, многие китайские аналитические центры и научно-исследовательские институты на самом деле относительно близки к своим западным аналогам в лице «мозговых центров», если мы внимательно посмотрим на критерии, обозначенные выше. В целом китайские «мозговые центры» являются постоянными, ориентированными на политику государственных органов власти с собственным штатом научных сотрудников, которые регулярно публикуют и сообщают о результатах своих исследований широкой общественности, хотя и в меньшей степени, чем их западные коллеги. Все они стремятся к свободе исследований, но, как показывает практика, свобода эта относительная, так как ключевые научные темы определяет «государственный заказ» в лице правительства и партийных органов. Насколько китайские аналитические центры представляют частные интересы и обладают свободой действий, трудно узнать наверняка, учитывая непрозрачность финансирования и функционирования большинства из этих учреждений. Наконец, никто из китайских центров и исследовательских институтов не оказывает образовательных услуг и не выдает дипломов.

   Очевидно, что, несмотря на сходство, «мозговые центры» Китая, и особенно те, чьи исследования сосредоточены на международных отношениях, отличаются от своих «западных коллег», но не до такой степени, когда они могут быть лишены возможности именоваться «мозговыми центрами». Существенными трудностями для сотрудников из этих центров представляются исследования на чувствительные политические темы, но они также имеют относительную свободу в маневре в зависимости от темы и привлекаемых людей. В рамках действующих китайских аналитических центров не существует значительного разнообразия мнений и позиций, которые отличают аналогичные западные «мозговые центры». Другое отличие состоит в их близости к правительству, которое дает возможность большего влияния на должностных лиц, принимающих решения в стране со стороны «мозговых центров», чем у большинства американских или европейских «коллег». Так, в Китае полностью отсутствуют частные «мозговые центры», т.е. не связанные с государством, специализирующиеся на исследованиях международных отношений. В связи с чем, у китайских государственных деятелей есть небольшой выбор в возможности профессионального консультирования в сфере международных отношений, а также мало стимулов искать подобные консультации за пределами традиционных институтов. Влияние «мозговых центров» на процесс принятия решений в сфере внешней политики, в значительной степени зависит от личных связей руководителей этих центров в политической элите китайского государства. Китайская практика повторяет зарубежную, когда бывшие дипломаты после окончания государственной службы трудоустраиваются в аналитические центры и тем самым обеспечивают дополнительные каналы влияния, сеть личных связей со структурами государственных органов власти. Конкуренция же между «мозговыми центрами» в Китае минимальна, поскольку все они имеют свои ниши.

   В отличие от исследовательских институтов в области международных отношений, внешней политики США или Европы, которые влияют на политический и внешнеполитический процесс в рамках, как правило, неофициальных механизмов лоббирования и консультирования, их китайские коллеги используют преимущественно два основных канала влияния на принятие решений.
   Во-первых, они доводят до своей аудитории свои мнения с помощью формальных бюрократических каналов доступа, т.е. каждый из «мозговых центров» имеет свой собственный канал предоставления внутренних исследовательских отчетов для политических лидеров Китая через круг своих личных помощников или через бюро иностранных дел Центрального комитета КПК.
   Во-вторых, существуют неофициальные каналы, о которых говорилось выше, т.е. guanxi (личные связи). Личные связи это очень гибкий режим влияния, позволяющий «мозговым центрам» обходить бюрократические каналы. Директора и видные исследователи имеют личные, непосредственные отношения с высшими руководителями государства, партии.
   Непринужденность таких взаимоотношений положительным образом влияет на эффективность, результативность деятельности «мозговых центров», однако данные личные связи весьма трудны для обнаружения сторонними наблюдателями.
   Наконец, с точки зрения финансирования, китайские «мозговые центры» имеют значительно меньше источников финансирования, чем их западные аналоги. До недавнего времени все мозговые центры были на полном финансировании государства, а финансирование исследовательских институтов в сфере международных отношений со стороны государства является, и в ближайшее время, видимо, и будет продолжать являться единственным источником денежных поступлений.

   Для того чтобы получить более чёткое представление о разнообразии китайских «мозговых центров», некоторые исследователи попытались их классифицировать. Китайский исследователь Ли Хуанли выделяет три категории таких центров:
   1. Государственные аналитические центры,
   2. Специализированные академические исследовательские институты и
   3. Аналитические центры, связанные с университетами.

   Первая категория «мозговых центров» теснейшим образом связана с Государственным советом и различными ведомствами и министерствами правительства. Некоторые из «мозговых центров» этой категории являются наиболее известными и авторитетными в этой области, такие как CIIS и CICIR. Эти структуры подчинены и финансируются правительством Китая, а их исследователи являются гражданскими служащими среднего звена, но без обладания рычагов административной власти. Главная миссия подобных «мозговых центров» заключается в предоставлении экспертных оценок руководству страны, партии, принимающих решения. Эти «мозговые центры» отличаются от американских или европейских тем, что они не являются частными организациями, но и постепенно отходят от классического китайского канона, где советники одновременно были правительственными сановниками. По словам Ли Хуанли государственные «мозговые центры» имеют значительные привилегии над своими коллегами в других категориях.

   Вторая категория состоит из специализированных академических исследовательских институтов, главным образом многочисленных институтов в сфере международных отношений аффилированных с Китайской академией социальных наук (CASS). Академия фактически находится под прямым управлением Госсовета, а её институты не полностью сосредоточены на политических или внешнеполитических исследованиях, как таковых. В отличие от первой категории китайских «мозговых центров», результаты исследовательской деятельности академических институтов лишь изредка привлекаются для реализации в текущей правительственной деятельности, практике. Из-за своего академического статуса эти институты оказывают меньшее влияние на власть, чем их «коллеги» из первой категории. Исследования, проводимые академическими институтами, носят в большей степени теоретический и долгосрочный характер, что не позволяет их использовать в оперативной деятельности политиками-практиками. С точки зрения доступа к информации, академические институты находятся несколько в стороне от государственных каналов, по которым идет, в том числе, секретная и чувствительная информация, что снижает их исследовательский потенциал. Несмотря на то, что центры этого типа извлекают выгоду из регулярного доступа на высоком уровне к китайскими политикам через официальные бюрократические каналы, исследователи признают низкий уровень реального взаимодействия китайских академических институтов с правительственными и партийными структурами. Вместе с тем, по мнению Ля Хуанли, благодаря развитию регулярного процесса консультаций по вопросам внешней политики в 90-е гг. – начале XXI в. академические институты в сфере международных отношений постепенно увеличивают своё влияние, в частности потому, что они смогли установить контакты с зарубежными научно-исследовательскими организациями по всему миру, что положительным образом сказалось на результатах их исследований. Именно академические институты в последнее время служат своеобразным мостом между китайским правительством и дипломатическими миссиями зарубежных государств в Пекине.

   Третья категория «мозговых центров» включает в себя центры аффилированные с китайскими университетами, которые по сей день остаются наименее влиятельными в связи с «географическим» удалением от центров принятия решений, а также в силу излишней академичности результатов исследований. Вместе с тем недооценивать роль данных центров нельзя по той причине, что университеты располагают наиболее разветвленной сетью контактов с зарубежными университетами и исследовательскими центрами, в которых проходят обучения китайские студенты на основе обменных программ или стажировок. Аналогичные возможности стажировок или получения научных степеней получили и преподаватели китайских университетов. Наличие этих и иных каналов сотрудничества со своими зарубежными партнерами повысили влияние представителей данной категории «мозговых центров» на политические решения, принимаемые властью. Возрастающая сложность международных проблем вынуждает китайское руководство искать дополнительные знания и опыт более широкого круга специалистов, в том числе иностранных специалистов. Некоторые из центров данной категории нашли определенную нишу, в которой их опыт признается, в том числе на высоком правительственном уровне, что позволяет «мозговым центрам» этого типа извлекать в свою очередь выгоду из привилегированного доступа к лицам, принимающим решения.

   Иную типологию китайских «мозговых центров» предлагают Чжу Хуфенг и Сюэ Лань [20, p. 454]. Они выделяют «полуофициальные» (негосударственные) общественные институты и «гражданские» (частные) аналитические центры, т.е. научно-исследовательские институты, связанные с компаниями, университетами и некоммерческими фондами. Они не являются полностью независимыми от правительства, но имеют большую автономию в управлении, чем официальные научно-исследовательские институты. Их руководители назначаются правительством, и они финансируются за счет государственных средств и в этой связи предоставляют аналитику государственным органам власти. Они пользуются большей свободой, поскольку имеют право принимать денежные средства от иностранных государственных учреждений или международных организаций. Эти «мозговые центры» появились в конце 1970-х гг. В качестве примера можно привести Китайский центр информационного развития промышленности (China Centre for Information Industry Development, CCID) и Институт развития Китая (China Development Institute, CDI). Деятельность обоих центров направлена на обеспечение научными исследованиями и политическими консультациями органов государственной и партийной власти Китая. Институт развития Китая получил одобрение на своё создание со стороны Госсовета КНР и занимается преимущественно экономическими исследованиями для всех уровней власти, а также коммерческих компаний. Он имеет тесные контакты с ЦК КПК через членов своего совета. Из-за своих тесных связей с государственными и партийными структурами данный «мозговой центр» представляет собой гибрид из двух категорий, а именно «полуофициальных» («негосударственных) исследовательских институтов и «гражданских» (частных) «мозговых центров» [20, p. 456].

   Вторая категория состоит из гражданских (частных) центров. Они получают финансирование из различных источников, но преимущественно из частных источников (китайские компании, иностранные фонды и т.д.). Эти «мозговые центры» часто весьма скромны в своих размерах, но в состоянии привлекать известных исследователей, в том числе и зарубежных. Гражданские центры все чаще и чаще подвергают критике экономическую политику правительства. В этой связи точкой приложения исследовательских программ подобных центров являются экономика или реже экология, но, практически никогда – международные отношения. Такие центры создаются по инициативе ученых экономистов, предпринимателей и общественных деятелей и финансируются исключительно на негосударственные деньги. Они рассчитывают, прежде всего, на частные пожертвования и специальные субвенции в рамках реализуемых национальных проектов или программ подготовки кадров. Они регулярно проводят семинары, ежегодные конференции, и получают доходы от издательской деятельности. К числу частных «мозговых центров» можно отнести созданные в 1993 г. некоммерческий институт экономики (Unirule Institute of Economics) и в 1994 г. некоммерческая экологическая организация «Друзья природы» (Friends of the Nature). «Друзья природы» – старейшая экологическая НКО в Китае, сделавшая ставку на повышение экологического сознания среди широкой китайской общественности. Подобные частные аналитические центры долгое время оставались «маргинальными» с точки зрения возможности влияния на власть и воздействие на общественное мнение. В сфере же международных отношений практически невозможно обнаружить реально независимый, частный «мозговой центр». Одним из таких исключений является «маленький» и независимый «мозговой центр Китай» (China Think Tank) созданный в 2006 г. Это один из трех или четырех исследовательских центров в области международных отношений в Китае с минимальным контролем со стороны правительства, но с весьма незначительным уровнем влияния. Данный центр объединяет порядка двухсот экспертов высокого уровня, которые проводят исследования в области безопасности, обороны и военной стратегии, так как более половины из сотрудников центра являются бывшими военными. Данный центр частично финансируется за счет государственных субсидий для реализации специальных проектов, а также за счет оплаты семинаров и тренингов со стороны коммерческих компаний. Залог независимости подобных центров заключается в способности оказывать эффективную экспертную поддержку правительственным структурам при сохранении «доброжелательно – критического» отношения последних.

   При исследовании вопроса роли китайских «мозговых центров» во внешнеполитическом процессе нельзя обойти весьма специфическую роль Департамента планирования политики при МИД КНР, но при этом отметим, что руководящие принципы внешнеполитической деятельности формируются в Госсовете Китая, где функционирует два высших органа, определяющих стратегию внешней политики.
   Во-первых, это «Малая рабочая группа лидеров в области иностранных дел» (Foreign Affairs Work Small Leading Group) и, во-вторых, это «Малая рабочая группа лидеров в области национальной безопасности» (National Security Work Leading Small Group).
   Обе структуры официально курируются Ху Цзиньтао, но на самом деле координирует деятельность этих двух групп Дай Бинго, возглавляющий секретариат обоих органов. В КНР отсутствует совет национальной безопасности и отсутствует концепция национальной безопасности. Внепартийные органы по сложившейся практике имеют меньше власти, чем партийные структуры, и поэтому всеми экспертами признается то, что Министерство иностранных дел КНР не определяет внешнеполитическую стратегию страны, а занимается преимущественно тактическими вопросами. Четыре последних министра иностранных дел являлись карьерными дипломатами, но при этом весьма жестко придерживались партийной линии. Эксперты отмечают, что ирония ситуации заключается в том, что лица, принимающие в стране решения в области внешней политики, привлекают иные ресурсы, а не структуры МИДа, так как последнее воспринимается, как оплот консерватизма и инерции. Дай Бинго и его сотрудники привлекают консультантов и экспертов, в том числе из числа сотрудников китайских «мозговых центров». Вместе с тем «малые рабочие группы» в Госсовете не предусматривают работы на постоянной основе и процедура привлечения экспертов из «мозговых центров» строится на разовой основе и чаще всего это происходит в чрезвычайных ситуациях.

   Существующий дисбаланс в системе принятия внешнеполитических решений, побудил лиц, принимающих решения, повысить значимость Департамента планирования МИД (Policy Planning Department, PPD) [17]. Одной из основных особенностей сотрудников департамента является то, что появилась возможность доступа экспертного сообщества к лицам, принимающим внешнеполитические решения. За последние годы программа регулярных консультаций между должностными лицами департамента и экспертами «мозговых центров» расширена, что позволило привлечь к разработке внешней политики страны значительное количество «мозговых центров», расположенных как в Пекине, так и за его пределами, например SIIS из Шанхая.

   Большая часть китайских государственных «мозговых центров» пользуется привилегированным каналом влияния на высшее руководство через институт «личных связей». Например, Ма Женганг (Ma Zhengang) из CIIS, Жу Хонг (Zhou Hong) из CASS или Янг Чжимин (Yang Jiemian) из SIIS были приглашены на регулярной основе консультировать государственного советника Дай Бинго, курирующего внешнюю политику в Госсовете КНР. Кроме прямого личного влияния посредством системы «личных связей» в высших эшелонах власти, на внешнеполитический процесс в период напряженности и кризисных ситуаций влияет и мнение экспертов «мозговых центров». Эта тенденция особенно находит отражение в системе «экспертных оценок» (pishi), где старшие должностные лица и лидеры придают социальную значимость аналитическим отчетам поступающих из низших эшелонов власти. Так как отчеты и сопровождающие их «экспертные оценки» (pishi) распространяются среди заинтересованных министерств и ведомств, что делает их похожими на дипломатические депеши на Западе, то «хорошие», качественные экспертные оценки являются важным элементом в карьере политика и соответствующего эксперта, поскольку подобные экспертные оценки влияют на их репутацию среди коллег и должностных лиц в области политики, в том числе внешней политики.

   В отличие от Соединенных Штатов в Китае нет механизма «вращающейся двери» между «мозговыми центрами» и институтами власти. В США помимо наработки новых идей для высших должностных лиц в государственных учреждениях, «мозговые центры» обеспечивают стабильный приток экспертов для работы в приходящих к власти администрациях и в аппарате Конгресса. В США каждый момент передачи власти порождает смену сотен сотрудников исполнительной власти среднего и высшего звена.
   «Мозговые центры» помогают президентам и министрам заполнить этот вакуум. Наряду с поставкой экспертов во вновь приходящие администрации «мозговые центры» создают уходящим должностным лицам условия для продолжения работы. Они могут делиться идеями, по крупицам собранными на государственной службе, участвовать в актуальных внешнеполитических дебатах и составлять неформальный теневой истеблишмент по международным делам.
   Подобная «вращающаяся дверь» – уникальное явление, присущее преимущественно США. В большинстве стран мира наблюдается строгое разделение между кадровыми государственными чиновниками и находящимися вне официальных структур аналитиками. Долгое время в Китае отсутствовала система рекрутирования сотрудников МИДа из числа сотрудников «мозговых центров». Как правило, движение было однонаправленным, т.е. из МИДа в «мозговые центры». Карьерные дипломаты по выходу на пенсию трудоустраивались в государственные или полугосударственные аналитические и исследовательские институты. Однако ситуация начинает мало помалу меняться. До классической «вращающейся двери» Китаю ещё далеко, но все большее количество экспертов «мозговых центров» привлекаются к подготовке и проведению международных мероприятий (саммитов, конференций, семинаров). Например, большая часть китайской официальной делегации в декабре 2009 г. на саммите по климату в Копенгагене была составлена из числа экспертов «мозговых центров».

   Отмечается либерализация взаимоотношений между «мозговыми центрами» и СМИ Китая. Ранее важнейшая функция «мозговых центров», а именно доведение результатов исследований до широкой общественности в Китае не реализовывалась в силу чрезмерной цензуры. Сегодня же западные дипломаты отмечают прорыв в вопросе донесения позиций «мозговых центров» до китайской общественности через СМИ. В качестве примера можно привести обсуждение экспертами китайских «мозговых центров» северокорейской ядерной программы в мае 2009 г.

   Так, эксперт из «мозгового центра» университета Жэньминь Ши Юнхонг инициировал дебаты по вопросу о целесообразности изменения официальной политики КНР в отношении Пхеньяна. Вопросы ядерной безопасности, нераспространения оружия массового поражения уже сегодня являются более или менее открытой темой в обсуждении экспертами на страницах китайских СМИ.

   Внешнеполитические журналисты, комментаторы в СМИ в настоящее время рассматриваются в качестве третьей силы во внешнеполитическом процессе КНР после правительственных исследовательских институтов и университетов. Это стало возможным благодаря тому, что китайская общественность в настоящее время более образованна и проявляет повышенный интерес к внешней политике благодаря доступу к всемирной сети Интернет, где существуют сотни, если не тысячи форумов, блогов, на страницах которых обсуждаются наиболее горячие темы международных отношений. Политические форумы, блоги, социальные сети занимают нишу негосударственных субъектов во внешнеполитическом процессе в Китае, но эта тема уже иного исследования.

   Дебаты на страницах средств массовой информации по-прежнему редки, а экспертов «мозговых центров» преимущественно привлекают для того, чтобы оказать интеллектуальную поддержку политике правительства. Осенью 2009 г. на страницах китайских газет обсуждались гипотетические перспективы китайской интервенции в Афганистан. К дебатам привлекались эксперты государственных «мозговых центров» КНР. Вместе с тем некоторые горячие темы международной политики остаются вне публичной сферы и не комментируются открыто, например, проблематика Тибета, пограничные споры с Индией или территориальные споры в Южно-Китайском море. Газеты и журналы все больше и больше восприимчивы к инновационным идеям, идущим от экспертного сообщества в сфере политики, которые затем представляются в редакционных статьях и колонках экспертов. Постепенно усиливается конкуренция среди экспертного сообщества за влияние на те или иные СМИ, за эксклюзивное предоставление «своего» экспертного мнения на страницах той или иной газеты или журнала. Уже сегодня некоторые «мозговые центры» все больше полагаются на свои контакты со СМИ, чтобы попытаться компенсировать отсутствие внимания со стороны политиков. Ужесточение конкуренции между экспертами и жажда признания, скорее является положительным моментом в развитии китайских «мозговых центров», так как ведет к росту числа экспертного сообщества в области политики, а также к поиску контактов с зарубежными «мозговыми центрами» и зарубежными СМИ. Китайские эксперты, к сожалению, до сих пор ещё не преодолели внутреннюю цензуру и по-прежнему стесняются общаться на постоянной основе с иностранными журналистами или журналистами либеральных СМИ Гонконга.

   Эксперты, работающие в «мозговых центрах» при китайских университетах находятся вне механизма влияния на внешнею политику государства, но некоторых из них в силу личных связей имеют доступ к лицам, принимающим решения. Чэнь Цзянь из Школы международных исследований университета Жэньминь и Шен Дингли из Школы американских исследований при университете Фудань консультируют первых лиц государства, а их многочисленные ученики пользуются авторитетом и репутацией своих наставников для построения карьеры профессиональных дипломатов. Сегодня пять китайских университетов (Бейда, Цинхуа, Жэньминь, Фудань и Нанкай) получили признание в мире в качестве авторитетных центров подготовки международников и экспертов в сфере внешней политики, национальной безопасности Китая. Возврат к конфуцианским традициям в современном Китае придает дополнительный авторитет фигуре «профессора».
   «Мозговые центры» в Китае в ближайшее время будут все больше заинтересованы в привлечении университетских профессоров. Авторитет университетских «мозговых центров» может в ближайшие годы превзойти авторитет и влияние академических научно-исследовательских институтов, т.е. полугосударственных политических институтов. Интеллектуальные продукты университетов менее академичны и обладают большей степенью практического применения в сравнении с «продуктами» полугосударственных «мозговых центров». Это не уникальная китайская тенденция и стоит отметить, что многие немецкие или французские аналитические центры проигрывают конкуренцию научным подразделениям университетов этих стран в борьбе за влияние на национальные правительства или наднациональные структуры Европейского Союза.

   С другой стороны, рядом с отдельными университетскими «звездами»-экспертами трудится значительное количество ученых, которые жаждут большего влияния на политику посредством экспертной деятельности, но не имеют для этого финансовых ресурсов, уровня доступа к механизмам влияния и соответствующих стимулов. Даже престижные университеты, такие, как университет Фудань, сталкиваются со значительными проблемами финансирования. В большинстве случаев, университеты вынуждены самостоятельно изыскивать средства для проведения исследований собственных сотрудников, а в это время государственные или академические «мозговые центры» финансируются правительством напрямую. Китайских профессоров иногда привлекают к подготовке докладов по внешней политике для лиц принимающих решения, которые затем оцениваются по системе «экспертных оценок» (pishi). Результаты, какими бы хорошим они не были, не сказываются на повышении репутации ученого и не влияют на его продвижение по службе, тем самым не мотивируют университетских сотрудников тратить драгоценное время и научно-исследовательские ресурсы на политические и внешнеполитические доклады, в то время как их можно было затратить на подготовку публикаций для научных журналов. Правительство постепенно осознает, что система «экспертных оценок» имеет недостатки и минимизирует привлечение университетского экспертного сообщества, что позволяет прогнозировать в ближайшее время реформирование данной системы.

   Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что изучение китайских «мозговых центров» позволяет открыть новые возможности исследований в сфере внешней политики и внешнеполитического процесса Китайской Народной Республики. До последнего времени исследователи полагали, что «мозговые центры» представляли собой исключительно чисто американский феномен, но, как показало исследование, «мозговые центры» заняли в последние годы более видное положение в политическом процессе Китая, чем можно было предположить. Способность китайских «мозговых центров» прямо или косвенно участвовать в формировании внешней политики и готовность китайских политиков, партийных функционеров обращаться к ним за советом приводят исследователей к выводу, что эти структуры начинают оказывать более сильное воздействие на формирование государственной политики, чем это было два или три десятилетия назад.

   Как отмечает Дональд Эйбелсон, очень немногие исследователи, пытаясь измерить или оценить влияние «мозговых центров», внимательно рассматривают то, как достигается политическое влияние и какие разнообразные преграды приходится преодолевать [1]. По крайней мере, важно осознавать, что «мозговые центры» оказывают различные типы политического влияния на различных стадиях политического цикла. Рост численности «мозговых центров» в Китае подводит нас к заключению о росте их влияния. Однако прежде чем прийти к такому выводу, исследователям надо будет уделять пристальное внимание тому, какой вклад внесли «мозговые центры» в конкретные внешнеполитические дебаты и следовали ли их советам политики, работающие в разных министерствах и ведомствах, что весьма трудно в практике закрытости китайской политической системы, в том числе, в процессе выработки внешней политики.

   Многие ученые, западные дипломаты и политики все ещё недооценивают роль и потенциал китайских «мозговых центров». Мы попытались весьма кратко показать, что «мозговые центры» Китая стали более заметны и во многих отношениях становятся мало помалу важными участниками политического процесса. Исследование позволило нам углубить наши теоретические и эмпирические знания в весьма закрытой сфере взаимоотношений между экспертным сообществом Китая и политической властью. Для отечественных исследователей, наблюдателей ближе всего изучение формальных механизмов планирования и реализации внешнеполитического процесса, а изучение «мозговых центров», как неформальных институтов предоставляет нам новые перспективы понимания внешнеполитических инициатив и решений, а также толкают нас на размышления о происходящей в Китае интеллектуальной революции.

   И все же тот факт, что «мозговые центры» так разрослись с 1949 г., скорее дает нам представление о культуре, обществе и политике Китая, чем о масштабах влияния, оказываемого этой разнородной совокупностью государственных, академических и частных «мозговых центров» на политическую среду и конкретные политические решения. Несомненно, «мозговые центры» Китая могут вносить и вносят свой ценный вклад в китайскую внешнюю и внутреннюю политику. Вопросы, на которые до сих пор пытаются ответить исследователи, относятся к тому, насколько сильно их воздействие и какими способами оно осуществляется. Ответы на эти и другие вопросы позволят получить дополнительные представления о роли и функциях этих организацией и об их месте во внешнеполитическом процессе Китая.

 Литература

   1. Эйбелсон Д. «Мозговые центры» и американская внешняя политика: история вопроса Электронный ресурс. URL. http://usinfo.state.gov/journals/ itps/1102/ijpr/pj73abelson.htm [Дата обращения: 4.03.2007].

   2. Boucher, Stephen, et al., Europe and its think tanks; a promise to be fulfilled. An analysis of think tanks specialized in European policy issues in the enlarged European Union, Studies and Research No 35, October, Paris, Notre Europe, 2004

   3. Cabestan, Jean-Pierre, China's Foreign and Security Policy Decision-making Processes under Hu Jintao, Journal of Current Chinese Affairs, 3, 2009, p. 86.

   4. Cheng, Li, China's New Think Tanks : Where Officials, Entrepreneurs, and Scholars Interact, China Leadership Monitor, № 29, 2009. p. 3.

   5. Glaser, Bonnie S., Saunders, Phillip C., Chinese Civilian Foreign Policy Research Institutes : Evolving Roles and Increasing Influence, The China Quarterly, 2002, vol. 171, p. 604.

   6. Haass R. Think Tanks and U.S. Foreign Policy: a Policy-makers perspective. Электронный ресурс. URL. http://usinfo.state.gov/journals/itps/1102/ijpe / pj73haass.htm [Дата обращения: 1.03.2007]

   7. Lili Wang, The Brookings Institution (2008), Think Tank in China : Growing Influence and Political Limitations, Washington DC, 2008, p. 36 Электронный ресурс. URL. www.brookings.edu/~/media/Files/events/2008/1023_china_think_ tanks/20091 023_china.pdf [Дата обращения: 15.01.2011]

   8. Mc Gann. Think Tanks and the transnationlization of foreign policy // Электронный ресурс. URL. http://usinfo.state.gov/journals/itps/1102/ ijpe/ pj73mcgann.htm [Дата обращения: 1.03.2007].

   9. Mc Gann, James G., The Global 'Go-To' Think Tanks, The Think Tanks and Civil Societies Program 2009, Think Tanks and Civil Societies Program, International Relations Program University of Pennsylvania, Philadelphia, 2010. p.40 Электронный ресурс. URL. http://www.sas.upenn.edu/irp/ documents/2009Gl obalGoToReportThinkTankIndex_1.31.2010.02.01.pdf

   10. The Chinese People's Institute of Foreign Affairs Электронный ресурс. URL. http://www.cpifa.org/en/s/toCpifaSurvey.do?channelId=5 [Дата обращения: 15.01.2011]

   11. The China Institute of International Studies Электронный ресурс. URL. http://www.ciis.org.cn/en/aboutus1.asp [Дата обращения: 15.01.2011]

   12. The China Foreign Affairs University Электронный ресурс. URL. http:// www.cfau.edu.cn/cfauEN/index.html [Дата обращения: 15.01.2011]

   13. The China Institute of Contemporary International Relations Электронный ресурс. URL. http://www.cicir.ac.cn/english/infoView.aspx?cid=172 [Дата обращения: 15.01.2011]

   14. The Chinese Academy of Social Sciences Электронный ресурс. URL. http:// bic.cass.cn/english/InfoShow/Arcitle_Show_Cass.asp?BigClassID=1&Title=CASS [Дата обращения: 15.01.2011]

   15. The Development Research Center of the State Council Электронный ресурс. URL. http://www.drc.gov.cn/english/index.asp [Дата обращения: 15.01.2011]

   16. Institute of Asia-Pacific Studies Электронный ресурс. URL. http://www. rsis-ntsasia.org/people/members/member-iaps.html [Дата обращения: 15.01.2011]

   17. The Policy Planning Department Электронный ресурс. URL. http://www. mfa.gov.cn/eng/wjb/zzjg/zcyjs/[Дата обращения: 15.01.2011]

   18. The Shanghai Institute for International Studies Электронный ресурс. URL. http://www.siis.org.cn/en/About_Siis.aspx [Дата обращения: 15.01.2011]

   19. Zhang, Yuchen. Think tank scholar has more fresh ideas than old shoes, Global Times. August 10, 2009

   20. Zhu Xuefeng, Lan Xue, Think tanks in Transitional China, Public administration and development, vol. 27, Issue 5, 2007. p. 454.